Алексей Козлов - Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 1. В Нусекве
А на следующий день пришли рабочие в спецовках и написали на клистире:
«Двухсотведёрный Клистир Клим Гоношилов».
Ввиду нежданного появления «Клима», партию отравленных дустом, щедро расквартированных в бехтеревых помидорах, пришлось временно поместить в подвале на соломе, где раньше жили лошади трофейной ломовой породы, а умирающих вынесли на улицу комиссара Кукшенка отдавать концы на чистом воздухе.
В то самое время, когда врач Пузянников волновался и бегал по колидорищам, не находя себе места, больницу расформировали и всем сказали убираться восвояси, потому что это теперь не больница, а кожгалантерейный завод, и завод не сегодня-завтра начнёт работать в полную силушку, и выпускать продукцию для республики и нужд.
Клистир домкратом придвинули к окну-розе и, подтолкнув при помощи дееспособных больных, сбросили из окна вместе с витражами. Менять нужно! Задавил клистир всего семерых, и все сказали: «Слава! Слава Богу! Всего семерых задавил!»
Так как по бумагам в силу вступало кожгалантерейное начальство, всех больных и добровольно умирающих вынесли совсем за забор на улицу, а некоторых особенно заболевших сбросили в грязь для прохлады.
А ведь зря сбросили клистир. Из него можно было бы сделать чан для отмочки кошачьих шкурок, которые шли на котиковые шапки и воротнички кукуевской фабрики N 3-Д 397. Артикул.
Комиссар Кукиш сидел на лошади и вперял в пролетариев грозный взгляд идеологического человека прошлых веков.
– Для будущего нужна твёрдая гарантия. Чтоб Зорников знал! Дайте им шоколадку! Пусть обожрутся! Дело иначе не сделать! Иначе большевизм в нашей стране не победит!
И он отдал шоколадку, завёрнутую в туалетную бумагу своим врагам.
– Ну, здравствуй, Леонид Александрович! – добавил вкрадчиво телевизор и взорвался от напряжения.
– Здравствуй, Марина Фёдоровна! Я очень желал вас видеть!» – донеслось сверху, – Мы уже здесь! Когда коронация?»
Внезапно Ли Иванович вздрогнул, как будто его ударили электрическим током и широко открыл мутные глаза.
Прямо перед ним сначала возникла расплывчатая лампочка, а потом голубая светящаяся точка. Она быстро увеличилась в размерах и превратилась в причудливо извивающуюся дымную змею. Змея мало того, что извивалась, но как будто колебалась в недвижном воздухе. Змея медленно опустилась к покрытому ковром полу, сделала фортель вокруг своей оси и превратилась в очень маленького и очень изящного человечка сантиметров тридцати, чуть было не сказал – в диаметре. Высотой, высотой был он тридцать сантиметров. Человечек оказался нервным чистюлей, едва вывалившись на пол, он стал отряхивать широкий чёрный плащ, а потом забежал под столик на котором мирно потряхивали бутылки и стаканы.
Встреча с такими чудными персонажами, как этот малюсенький пижон не входила в планы Моппса, так как свидетельствовала о том, что Ли Иванович. уже бывший однажды на излечении от алкоголизма в знаменитой Кузьминке, допился снова до полной белуги и теперь снова наблюдает абы что. Поэтому он, начиная трезветь, замер и полузакрыв глаза, решил понаблюдать за происходящим, прежде чем делать какие-либо оргвыводы.
Через некоторое время раздался точно такой же, как и в первый раз тихий и нежный звук. После этого в воздухе появилась серая безобразная блестящая змейка, а потом змейка довольно тяжело брякнулась об землю и оказалась крошечным толстяком не то в каком-то балахоне, не то в тоге и толстячок что-то бормоча, устремился на карачках под сиденье. Там он видно столкнулся с первым визитёром, и они что-то стали лопотать между собой. Как Ли Иванович ни вслушивался мясистым ухом в беседу незванных гостей, так ничего не понял. Хотел он толкнуть на всякий случай охрану. А потом и подумал, дай-ка всё же посмотрю за странной компанией, а если нападут, тогда, да, надо принимать меры. На всякий случай он пощупал под подушкой портмоне с баксами, и портмонет оказался на месте.
Между тем прозвенело в третий раз и судя по тому, что где-то по радио ударил гимн Сан Репы, от которого у всякого пионера мурашки бегут по коже, и стало ясно, что стукнула наконец полночь. В третий раз прозвенело, и дымная стрелка качнулась в воздухе, расплылась на кляксы, и соткался из неё третий – ещё более странный тип, похожий на лысого Буратино, с таким же диким ртом, какой в детских книжках рисуют.
«А рот-то какой, заметил Ли Иванович, рот-то какой, дупло, а не рот, с гнилыми зубами и покрытым зелёными пупырышками языком».
Заметил он это верно, но что делать при этом не открыл.
Маленький противный гагарин не то тихо залаял, приземлившись, не то заскулил, и его тоже одним рывком увлекли в укрытие.
Ещё больше трезвея, Моппс внезапно вспотел. Вдоль хребта потекла противная струя, рука занемела, в сердце его заныло, как всегда бывало с крутейшего бодуна.
– Это что тут за междусобойчик? – пронеслось в неспокойной голове.
Выпрыгивающие из воздуха человечки на этом не кончились, наоборот, вскоре попёрла какая-то гадость – следующими были две вёрткие бабёшки, одна чернявая с длинными волосами ниже пояса, а вторая крашеная, с короткой причёской. Обе, едва появившись на свет, сразу стали похабно вихлять бёдрами и тоже ускакали под диван.
– Нарвался таки! – подумал Моппс и, слушая приглушённые взвизгивания незваных малюток, стал прикидывать, что делать. Долго ему раздумывать не пришлось – малютки косяком потянулись к двери, вероятно, чтобы покинуть надоевшее им купе. В неярком призрачном свете вопреки всем писаным законам физики они плавно летели прямо перед глазами хозяина города Сблызнова.
Сблызнов – Сблызнов! Та ещё дыра. Кто тебя выдумал?
Первым летел маленький главарь в кепке над глазами, вторым – дёрганнный толстяк, третим этот чёртов Пиноккио, потом уже где-то приодевшиеся в перья бабы. И Моппс не выдержал. Кто его дёрнул, Зуд ли администратора, алкогольные ли пары в голове, что другое, неизвестно, да только случилось дальше вот что – Моппс резко выкинул пухлую руку и поймал-таки первого, схватил его в кулак и сжал там. Гном взвизгнул и стал вырываться, но не тут-то было. Другие гномы опешили на секунду и заметались по купе. Одновременно Ли Иванович крикнул в голос, поднимая охранника:
– Саша, блох не ловишь! Я поймал!
Но Саша, жёлтый, как манекен, не шевелился и не подавал признаков жизни.
Тогда Моппс крикнул так громко, как мог. Саша вздрогнул. Пока он вскакивал, ещё плохо соображая, что происходит, схваченный рукой Моппса малютка пришёл в себя и, широко страшно открыв пасть, укусил яровитыми клыками Моппса так сильно, что тот выпустил пойманного из рук, завертел онемевшей рукой и заорал на весь состав благим матом.
– Лови их! Лови! Ой, …! Уйдут! Лови, говорю! Вот говно! – орал Мопс. Страшно разозлённый, он вскочил и в узком пространстве купе размахивал руками, пытаясь сбить вёртких мыльных малюток, метавшихся по всему помещению вопреки всем законам Ньютона. Несколько раз ему удавалось шмякнуть их о стены и казалось, что поймать хоть одну – плёвое дело. Охранник тоже махал руками, как мельница.
И тут случилось неожиданное – малютка в плаще погрозил Ли Ивановичу миниатюрным пальцем с перстнем. Он на секунду замер точно посреди купе в позе распятого святого, затем стал вращаться вокруг своей оси, всё убыстряясь, превратился в сверкающий раскалённый волчок и вдруг разогнавшись, влепился в потолок, разбил его вдребезги и со свистом вылетел на воздух. И другие усклизнули вслед за ним через дыру. Последним покинул купе толстяк. Похоже было, что он страдал одышкой. Сидя на крыше, он заглянул с недовольной мордой вниз и оказался прямо перед гигантским лицом остервенившегося мистера Моппса.
– Как вы себя чувствуете? – пищал своему высокому начальнику толстый, явно страдающий одышкой малыш.
– Как у Христа за пазухой! – был ему ответ.
– У меня сосед – художник, – горланил малютка, —
У него большой талант:
Он педрила и картёжник,
Но по сути он педант.
По утрам он водку дует,
Завязав узлом уста,
И уж двадцать лет рисует
Он явление Христа…
Всё явление Христа,
Да явление Христа!
Значит каша не густа!
Жизнь висит на тонкой нити
И уходит, твою мать,
Помогите, помогите
Всё ему дорисовать!
И кинул Моппсу прямо в глаза струю красного перцу.
Новогодние звёзды брызнули у Моппса из глаз, мозг перекосился, только Ли Иванович осел рядом со столом, раздирая руками горестные пылающие очи и благовествуя благим матом.
Оставим потерпевшего вместе с его охранникам разбираться с уже бегущими милиционерами из поездной бригады и поспешим, мой читатель, вслед странной, и как будто уже откуда-то знакомой компании. Где, где мы их видели?
Вызванный из головного вагона, прибежал охранник, посмотрел на внушительную дыру в потолке и, подстрекаемый помощником Моппса, стал выбираться на крышу. Потом вылез и второй. Они увидели прелюбопытную картину.
